Отпуск - Страница 5

— Да ты! Алька, ты! Ревнуешь?!! — Андрей вдруг улыбнулся — широко, безбрежно, совсем как смущённая медсестра. А потом засмеялся от… счастья. Боже мой! Алька! Алька ревнует! Значит, живёт?

После дневного сна Аля продолжила готовиться к танцевальному вечеру. Не сумев из привезённых вещей подобрать костюм, она предложила пойти в местный магазинчик. Но и там ничего подходящего не нашлось. Тогда Аля решила сама соорудить себе платье из длинного цветного платка.

Когда Андрей вернулся в бунгало, застал жену колдующей над разрезанными полосками ткани, которые она хитроумно сшивала.

«Снег идёт, снег идёт, Словно падают не хлопья, А в заплатанном салопе Сходит с неба небосвод…» — Алька тихонечко пела, и иголка взлетала в воздухе.

В бамбуковых зарослях, в тропиках — про снежинки. Не прелесть ли?

Солнечный луч осветил её худую спину, цыплячью шею, зацепился на макушке.

Андрей остановился, не решаясь подойти ближе. Залюбовался.

Жена шьёт и поёт…

Вот оно — счастье…

После обеда он принёс фрукты.

— О! Это папайя? — Аля живо откликнулась. Забросила шитье и схватила экзотический плод. Жадно вонзилась зубами. — А это что? — показала на мохнатые вишнёвые шарики на тарелке.

— Пытатлся запомнить название, но увы… Кисло?

Они расположились на террасе под навесом. На ветках неподалеку, как яблоки, повисли попугаи.

— Аль, посмотри, ты приучила их появляться, как только мы сюда выходим, — кивнул Андрей на птиц.

— Ага. Я им хлеб крошу.

— Мне уже кажется, это не попугаи. Это куры на огороде.

После ужина Альку охватило возбуждение. Она репетировала выход. Примеряла костюм — две полоски, подводила глаза. Выяснилось, что косметичка полупуста — ещё бы! В каком состоянии она была, когда укладывались дорожные вещи! Взяли самое нужное, привычное: градусник, грелку, шприцы, медикаменты.

Разве думали, что могут понадобиться пудра и румяна?

Аля немного капризничала, обиженно произнося: «Ан–ддрюш! Но ты–то мог туфли запаковать, балетки. Как без них?» И это капризное «ндррюш» и её слегка оттопыренная губа радовали больше, чем поднявшийся гемоглобин в последнем клиническом анализе.

Они заранее вошли в полупустой, ещё незаполненный зал. Тихо играла музыка. Официанты сновали между столиками, разнося напитки. На сцене одиноко рыдал саксофонист, извлекая из груди проникновенные звуки.

Андрей увидел неподалеку старых знакомых — немолодую парочку. Мужчина был в футболке и в немного старомодных, хорошо отутюженных брюках. Седые виски тщательно приглажены. Спутница поменяла наряд и теперь щеголяла в платье с глубоким вырезом на спине. Пальцы, руки, шея — в крупных блестящих украшениях. Волосы перетянуты лентой. Маленькие глазки, утонувшие в складках кожи, жирно подведены стрелками. Дамочка напоминала стрекозу.

— Интересно, сколько у них внуков? — шёпотом спросила Аля.

— А правнуков?

Наконец, публика собралась. На сцену вышел конферансье и объявил о начале танцевального вечера. Ему оживлённо захлопали. Музыканты заиграли что–то лёгкое, приглашая размяться.

В свете ярких огней Андрей снова отметил в глазах жены лихорадочный блеск. Понял, что температура взлетает. По жару ладони он уже мог легко определить, на каком делении зависнет ртуть, если поставить градусник. «Боже! Правильно ли я делаю?» — подумал и снова решительно отогнал страх.

Он не любил танцевать. В свете рамп чувствовал себя глупо и чрезвычайно неловко. Другое дело, бежать или плавать…

Но Аля… Это была её стихия.

При первых звуках музыки её хрупкое тело устремилось куда–то ввысь, к звёздам, ноги, спина, шея, начали страстный диалог с руками. Её сразу заметили.

Андрей отпустил горячую ладонь — словно выпустил в плаванье. Сам вышел на воздух. Солнце скрылось, на улице стало совсем темно. Впереди чернела гора. Остро пахло цветами.

Он стоял у входа, отсюда хорошо была видна сцена. Увидел, как Алю пригласил седовласый мужчина. Его спутница, не отрываясь, следила за ними. Потом она повернула голову к выходу и увидела Андрея. Они улыбнулись друг другу, как старые знакомые.

Аля танцевала с таким жаром, что всем сразу стало понятно: она — лучшая. Полоски из платка едва её прикрывали, косынка на голове придавала облику отрешённость и тайну. Глаза сухие, блестящие…

В какой–то момент она отшвырнула в сторону свои неудобные туфли и заскользила по полу босиком, закручиваясь, извиваясь, захлёбываясь от ритма.

Казалось, сгорала…

Всю ночь Аля дрожала от озноба. Что–то бормотала во сне. Андрей прислушался — услышал про снег. Он сгрёб Альку в охапку и навалился сверху. Представил, что через сердце впускает в грудь свою энергию, пока от жары жена не промокла. Потом из ложечки поил чаем, чтобы лучше согрелась. Шампанское было слишком холодным…

На рассвете Аля ушла.

Ушла тихо, спокойно, с улыбкой на счастливом лице.

Выбрала момент, когда Андрей провалился в зыбкий сон от усталости и выпустил на мгновение маленькую ладошку — от себя оторвал.

Он потом долго не мог простить себе, что уснул той ночью.

Не уснул бы — все было бы иначе…

Утром бы снова пришла медсестра и, улыбаясь, сделала бы Але укол.

А потом они стали бы собираться домой: отпуск закончился.

Впереди их ждала долгая дорога в заснеженную Москву. Новый виток марафона.

Служащие отеля и отдыхающие вышли бы их проводить.

Андрей вскрыл бы шампанское.

Проворный официант торопливо принёс бы фужеры.

Прощаясь, они чокнулись бы искрящей жидкостью с престарелой парочкой: